Читать онлайн книгу "Идеальное зрелище, или… «Кругосветка этрусков». Книга 1"
Идеальное зрелище, или… «Кругосветка этрусков». Книга 1
Сергей Геннадьевич Ильин
– Любовь похожа на детские шалости. – Как? – Увидишь… Они уносят в вечность! Книга "Идеальное зрелище, или… "Кругосветка этрусков" была опубликована мной в 2016 году и стала редкой, поэтому принял решение издать электронную книгу.
Глава 1. Встреча с Верой
По Ильинке шла совершенно очаровательная, сияющая женщина, вероятно, только что купившая для себя что-то новенькое, и сейчас представляющая свои будущие наслаждения. Игрой ее лица можно было наслаждаться не меньше, чем видом красивых угрюмых домов. Вот только эта встреченная красота быстро прошла. Прошла совсем рядом. Дома же надвигались издалека, видно, стремясь произвести свои впечатления, больше угрюмые, чем радостные, и так быстро, как шел. Могли и постоять – времени было много.
Оглянулся. Не было уже больших синих глаз, маленького радостного рта, проплывшего совсем рядом, чуть хищного и очень тонкого носа – улыбалась только походка: едва заметные туфельки плясали под длинной юбкой и светлая головка неслась к Спасской башне. Пробили куранты. Глянул на часы: уже семнадцать. До спектакля – час. Нужно перекусить.
В столовом зале огромного подземного торгового центра возле Манежа – полно народа, но все же, и кормят быстро, и выбрать есть что. Итальянские пироги с грибами, очень похожие по виду на татарские кулебяки, неплохой чай и какой-то десерт весело запрыгнули в рот при одном воспоминании о блондинке. Так же весело два часа играли актеры в театре, лишенном нуждой декораций. Пьеса захватывала Сергея, унося его в мир любви и грез, но временами неожиданно проваливалась в какую-то томную бездну, отступая перед смеющимися уже над ним синими глазами: «И куда же ты пошел без меня?»
«Как жаль, что нет декораций, – подумал Сергей, приходя в себя, после очередного провала в свои мечты, – уместны были бы и здесь серые угрюмые шкафы, двери или картины, как «Ландыш» у Ильи Глазунова». Сам собой возник привычный внутренний диалог, отодвигающий на время развеселившуюся в его воображении блондинку:
– Может предложить им «декорировать» спектакль?
– Сразу понадобятся деньги на двери – три тысячи, минимум, на стены – двадцать тысяч, на шкаф – четыре тысячи, картины, обшарпанный старый багет…
Тут диалог прервался и нахлынули воспоминания о недавнем визите в галерею. Вспомнился дом художника, где все собрание огромных полотен уравновешено маленькими эскизами костюмов для театра и одним платьем дамы…
Продолжился внутренний диалог:
– Лучше как, – ему вспомнилась известная певица, – да, так – в балахоне, и пусть они играют душой – нечего тратиться на костюмы в театре. Декорации – другое дело, все же они одушевляют постановку и удерживают сознание в рамках, заданных автором.
Да, дорогой читатель, игрой это не воссоздать, а если и удастся, то на мгновение до очередного провала, в который въедет веселая блондинка с Ильинки. Даже если и хорошо играть, то зритель не готов к тому, чтобы домысливать постоянно. Впрочем, может и не нужно удерживать зрителя, если ему есть чем наслаждаться самому? Главное – чтобы ушел довольным. А диалог продолжался:
– Короче, ткань – три с половиной метра на каждого и все. Костюмы – три с половиной тысячи рублей! Пять штук!
Сергей погрузился в спектакль.
* * *
Рик просматривал газеты. Одним глазом поверх очков он поглядывал на экран телевизора. Рассказывали новости. Новости были свежие, но толку от них было мало. С тех пор, как от России откололись прибалтийские государства, найти что-нибудь нужное для него в новостях было трудно.
Рик строил дороги в Европе и гадал: куда же ему строить следующую? Выбрать перспективное направление после произошедших перемен было сложно. Все грузы шли на Варшаву, далее в Москву, там они разбегались по России. Входить со своими деньгами в строительные дела в России или Восточной Европе казалось ему перспективным. Русские, контролировавшие дорожные дела и не имевшие хороших дорог, обещали гигантскую поддержку. До этого ему даже и не верилось, что можно с кем-нибудь сотрудничать в строительстве собственной дороги.
Рик привык за все платить сам и даже переплачивать, веря в свое хорошо просчитанное на перспективу предприятие. Вопреки прогнозам пессимистов, люди все равно выбирали его дороги и платили за проезд все охотнее. На его дорогах не было пробок, а за быстрый проезд, как показывали его собственные прогнозы, люди будут платить с каждым годом все охотнее. «Горизонт раздвигает скорость!» – поэтично выражал он эту тенденцию.
Рик подумывал о своих возможных новых партнерах: «Им понадобится детальный хороший прогноз на транзитные дороги: Берлин – Варшава – Калининград – Рига – Санкт-Петербург». Дорога на Москву в то время уже была основательно забита транспортом. Строить вторую рядом казалось бессмысленно, а вот пройтись по северным столицам! Рик отпил глоток и одобрительно посмотрел на своего юного секретаря. Пожалуй, она и сама считала себя юной, кто в свои тридцать лет не считает себя двадцатилетней, да еще и на работе. Судя по костюму, она хорошо подмечала, что нравится шефу, и, угадывая его желания, – одевалась. Рику сейчас достаточно было кофе, а такой квалифицированной, как она, помощнице он простил бы наряды и посолидней.
Один глаз Рика прошелся по помощнице, а второй наткнулся в газете на страницу с интервью С. Арбасова. Рик прочел легкую дискуссию о скоростной железной дороге: Санкт-Петербург – Минск – Брест – Краков – Братислава.
– Русские, похоже, бросают собственное строительство грузовых дорог, их интересуют больше пассажирские перевозки, – буркнул Рик, глядя на подборку текстов.
– Они столько настроили в Восточной Европе, что этих дорог хватит лет на десять-двадцать с существующим ныне товарооборотом, – вежливо поддержала разговор секретарь.
– А дальше? Начнется ли здесь оживление международных магистралей? Цены на горючее растут и бедные страны станут еще беднее, тогда транзит через них есть то единственное, что может быть интересно для вложения денег.
Секретарь стояла рядом и смотрела на уже пустую чашку из-под кофе, а Рик вспомнил аналитический обзор, заказанный им два года назад.
Спустя мгновение, Рик вернулся в мир кабинета, улыбнулся и сказал:
– Отличный кофе, давай вторую!
– Сейчас, – ответила секретарь легким напряжением юбки, да, скорей юбки, чем приятным чуть приглушенным голосом.
Грамотный аналитик, найденный им еще в начале дел по грузовым перевозкам, открывал в своем обзоре новую перспективу на строительство скоростной магистрали между крупными столичными городами. Другое строительство было фактически убыточным лет на тридцать вперед. Странам Прибалтики самим вытянуть строительство этих дорог вряд ли удастся. Рика же устраивала доля в тридцать процентов и во вложениях, и в доходах, при собственной установке цен на проезд, даже с возможностью выкупа дорог государствами, по территории которых они проходили.
Уверенность в новом деле просыпалась в Рике по мере того, как он пил вторую чашку кофе. Он был уверен, что его долю никто в ближайшие годы выкупать не будет. Срок же окупаемости только его доли при участии государств и частных партнеров из России и стран Восточной Европы сокращался по его подсчетам до десяти-пятнадцати лет. Продав участок одной из дорог на юге Франции, Рик получал нужную сумму для начала строительства. Дело стояло за выбором участка и детальным техническим проектированием.
Телевизор, который Рик почти никогда не выключал, замигал рекламой, предлагая мечтательных женщин и еще что-то. Секретарь относила вторую чашку, Рик смотрел на нее с благодарностью за счастливое сочетание всего вокруг:
– А почему бы мне не сделать интервью на ТВ? – то ли подумал, то ли сказал Рик.
«У меня секретарь журналистка, да и какая красавица, с ней я буду выглядеть куда эффектнее этого русского в газете. Дам интервью по телевидению», – подумал Рик и уже внятно сказал приостановившемуся секретарю:
– Нужно узнать больше про этого русского.
– Про Арбасова, Рик, так?
– Да, и подумайте о нашем интервью на телевидении.
«Ох, и посмеюсь же я над этим железнодорожником…» – подумал Рик, одобрительно провожая взглядом секретаря. Через минуту он поднял трубку, нашел в газете номер телефона редактора и набрал сам, медленно и ласково нажимая на клавиши.
Редакция неожиданно легко согласилась на его встречу с интервьюирующей Арбасова журналисткой. «Видать, дела у них не очень», – сделал вывод Рик и смело набрал номер телефона Сьюзен Прайс, так звали журналистку.
Завтрашний ланч ему был заказан в дорогом ресторане секретарем, она и подсказала:
– В дорогой ресторан хвост из редакции не потянется и можно будет спокойно поговорить.
– Разумно, – оценил ее предложение Рик, он не был жадиной даже в глазах своего собственного секретаря.
* * *
Ресторан отеля был оформлен в старом стиле, украшен светлыми гобеленами с сюжетами зимней королевской охоты. Рик и Сьюзен листали свои экземпляры меню в тяжелых жестких переплетах. В Варшаве можно смело заказывать грибы, иначе их все равно добавят к мясу, так они им нравятся. Да и цену за счет грибов можно слегка подкрутить у любого мясного блюда. Рик думал о говяжьем мясе и грибах:
– Стейк? – спросил он.
В ответ услышал:
– Я соскучилась по рыбе. Давайте закажем угрей: с огня свежая рыба украсит наше утро.
– Да? Это украшает! Конечно угри и мартини.
– Чуть коньяку с кофе, если здесь подают по утрам.
– Раков, со щипцами и салфетками, – подыграл ей Рик, поняв, что здесь его раскрутят на полную катушку, – да и ладно! Расскажите мне об Арбасове, – начал он уже о деле.
* * *
Спектакль заканчивался. Сергею хотелось вернуться обратно, на Ильинку.
– Хорошо – я сейчас один, когда такое еще будет?
– А один ли ты? – как бы что-то сказало.
«Такое впечатление, что рядом кто-то весело танцует или подтанцовывает», – мысли возвращали на Ильинку, а роскошная лестница выводила наверх из большого зала театра:
– Или я уже подтанцовываю?
Какие бы не томили его впечатления, он дошел до Манежа, обошел вокруг купола, венчающего подземный торговый центр. Шел и разглядывал на нем со всех сторон картинки похожие на страны, срисованные с географического глобуса. Чуть не наткнулся на одиноко стоящего человека. Только сделав несколько шагов сообразил, что прохаживался рядом с замершим известным художником: «Почему он один? Что-то задумал, видно, и смотрел на Кремль?»
Стены Кремля были подсвечены и производили невероятно свежее впечатление: налипающий снег делал их светящимися белыми, краснели только бойницы. Блондинка, никак не уходившая из памяти, и белые стены Кремля создавали образ белого, но не каменного, скорее, снежного города. Чуть прошел дальше и вышел на Красную площадь. Со стороны Мавзолея Кремль был по-прежнему не заснеженным и кирпичным, как и дома на Ильинке оставались серыми тяжелыми и удивительно притягательными.
Вечером здесь особенно мрачно. У Торгово-промышленной палаты поздняя суета, подумалось: «Никак Председатель собрался домой! Старая школа – без начальника не расходятся». Привычка делать большие дела без суеты и с уважением к делу ставит и руководителя на почетное в этом деле место. Почему перестали это понимать?
Вспомнился свой бывший начальник, одиноко приезжавший в институт отдохнуть после работы в президиуме. Оба – академики, оба сделали ставку на карьеру. Но общественные науки одного вывели на руководство правительством, а другого естественные науки – на демонстрации. Откуда эта тяга к популярности в противоположном своим знаниям поле деятельности? Промышленностью руководят общественники, а митингами – отраслевики. Председатель палаты выглядит намного крепче, но и он вряд ли сможет поднять промышленность по-новому – от торговли. Наторговать мало, понадобится поддержка проектировщиков, а они уже на исходе. Сергей вспомнил свой первый проект: из ста двадцати томов, составлявших описание всех работ по дороге и чертежей конструкций. Все же, что относилось к деньгам и торговле, вместилось в один том, хоть и солидный, но один. Целый отдел проектного института вычерчивал и описывал оборудование, здания, мосты, сооружения. Их было немного, но бумаг было страшно как много. Сначала это пугало, но потом привык и сам научился манипулировать чертежами на компьютере, ему помогало хорошее физико-математическое образование. Университет все же дает универсальный способ ориентироваться в жизни.
А вот девушки от кульманов? Где сейчас эти миленькие девушки? Сидят за компьютерами или торгуют, наторговывают себе первичный капитал?.. Потом пойдут чертить то, что мечтали. Если задуманное успеют, то будут, наверное, счастливы – выдержали гонку жизни!
Снег перестал падать и пора было идти к машине, но хотелось пройтись. Рядом прошли два загулявших немца. Что-то обсуждали. Не боятся вечерней Москвы, присматриваются к этой новой для них Европе. Да и для нас она новая и, к сожалению, мало понятная. Ей и понадобятся совершенно новые проекты, грандиозность которых еще ошеломит мир, привыкший искать врагов и защиту от них, а силы копить для того, чтобы потратить их, к сожалению, на то, что просто вредно всем и скучно.
У людей появился шанс на сотрудничество… вот и теперь, если пауза раздумий в отношениях между Востоком и Западом затянется, ее снова заполнят какой-нибудь гадостью.
Охотников на людей полно среди них же, а вот к новому типу сотрудничества не готов еще никто. И тут дело не в помехах – спецслужбы мало кого уже беспокоят из христиан, идущих под Богом, – у всех накопились свои заботы.
Ильинка стала как-то уютней, исчезла прежняя чопорность. С развалом Союза и обитатели Кремля стали проще, скромнее. Дошел до конца улицы, прошелся до Лубянки и вернулся. Современная символика мало чем отличается от советской: торговые учреждения так же отвернуты от крестов церквей, властные врата обращены к ним, звезды на Кремле расположены как попало… захочешь перекусить – приходится идти в дом номер тринадцать. Бедные суеверные – вымрут от голода в таком доме или подавятся куском, а в кофе-хаусе могут и кофе обжечься. И это первые шаги из Кремля – окружение первого порядка.
Из дверей ГУМа никто не вышел. Стало как-то одиноко – увидел свое отражение в стеклянной двери: одинокий он себе уже давно не нравился, несмотря на красивую внешность. Еще шаг, другой – Спасские ворота, Лобное место, собор Василия Блаженного – вся Красная площадь. Быстро вернулся, взял машину из мойки – выглядит словно новая. Переключил автомат и мягко нажал на газ: сколько удобств и рядом с Кремлем!
Машину он, наверное, любил, в ней было хорошо, когда никого нет рядом на улице. Но в Москве даже ночью улицы полны других машин, и тут уже не до наслаждений, нужно глядеть в оба. Он вспоминал, как хорошо было ездить раньше: Политехнический музей, Лубянка, Детский Мир, короткая остановка у Малого Театра – такой остановкой он всегда отдавал дань памяти великому драматургу А. Островскому. Почему-то на памятник ему хотелось посмотреть всегда, когда проезжал мимо – это отвлекало от движения, но голова поворачивалась чисто рефлексивно, как и к такому искусству, как театр, тянуло по какой-то детской привычке: работающей маме жалко было его бросать одного дома, и она прихватывала сыночка с собой в большой красивый драматический театр. В театре он знал все с детства. Он даже научился засыпать на гроссбухах, словно заправский бухгалтер.
Вспомнив про памятник Островскому, Сергей притормозил, просушил тормоза, проехал, петляя по улочкам центра, к бульварному кольцу. Дальше ехал быстро почти до Нового Арбата. Неожиданно вышла на улицу женщина. Как его машина выдержала этот подарок судьбы? Успел просушить тормоза, иначе было бы происшествие. Спасибо драматургу Островскому. Женщина от неожиданного торможения об нее, слегка оторопев, все же отошла и позволила проехать дальше:
– Да проезжай, если так спешишь!
Посмотрела на пальто – чистое. Теперь ехал уже сосредоточенно, с полной концентрацией на дороге и движении. Дома вздохнул с облегчением, что все обошлось. Осмотрел свой «Мерседес» – еще послужит, уже засыпая, вспомнил профиль блондинки, тонкой линией появившийся из каких-то новых глубин. Подумал: «Это уже зреет чувство, – и, засыпая, – встретить бы еще раз».
* * *
Утром по телевизору что-то сказали о новой выставке в Музее изобразительных искусств имени Пушкина. Каналы «Культура» и «Спорт» все больше и больше радовали неожиданными новостями. Начавшееся возрождение хоккея и необычайно высокий уровень выставок в Москве не могли никого оставить равнодушным к переменам, переменам похожим на Ренессанс. Говорили о Пикассо. Сказали немного, но показали интересные зарисовки. Начала работать память и включилось воображение: представил неопределенность линий рисунков, развернутый в рисунках анализ форм живого.
Рисунки в воображении начали приобретать цвета. По неведомым законам преобладал любимый им розовый цвет. Шифровальщики говорят, что розовый это от наслаждения при созерцании вкусных плодов – эволюцией закреплен – откладывается в сознании лучше, эффектнее. Телевизионщики используют этот прием. Да и не только они так кодируют. Глянул на карту: над столом на карте Россия – розовая. «Интересно сколько продлится розовый период России, – подумал он, – и закончится ли «Девочкой на шаре»?» На кухне уже скворчала сковородка: два яйца и колбаса, куда им с хот-догами – нас не догонят!
Собрался, зашел к соседке перед уходом:
– Раечка, я оставлю вам ключик. Если придут ко мне прибирать, то только на кухне, остальное лучше не трогать.
– Хорошо, милый… Хорошо.
Раечка его любила. За что? Он не знал и не спрашивал.
В галерее почти все по-прежнему: яркая игра светом французских художников до их революции и абстрактная живопись времен нашей, затянувшейся почти на восемьдесят лет революции. «Похоже, Франция нам сопереживала все эти годы: и Роден скульптурой «Весна», и Ренуар расплывчатыми контурами прекрасных розовых женщин. Как эти женщины все же похожи на страны. Своими характерами, манерами, желаниями и формами», – думал он, обходя зал за залом.
Рядом прошла экскурсия; он услышал несколько приятных слов в адрес художника, картины которого давно любил и взглянул на имя экскурсовода: «Вера!» У Веры светлые волосы, удивительно прямые. Прошел несколько шагов вперед и встал у отлитой из металла «Весны». Вера от картины роскошными шагами подошла к нему – к скульптуре Родена, – и все, что она сказала дальше, он уже ассоциировал с собой и с ней. Их весна, весна точных завораживающих слов, длилась не более минуты и ушла в какое-то лето в соседней комнате. Чуть позже он зайдет и туда, там будут те же французы с жаркими туземками, но Вера уйдет уже далеко вниз, когда он двинется от Родена и Ренуара.
Холл с рисунками Пикассо напомнил «День – ночь» Эшера, рисунки с различиями в сочетании черного и белого, вспомнился и «Черный квадрат» Малевича, и свой белый:
«Белый лист еще не смел:
Не исчеркан, не исписан…
Никого он не задел,
И никто его не слышал…»
Быстро обошел выставку черно-белых рисунков, еще раз подошел к картине «Девочка на шаре» и вышел из музея.
Глава 2. Дом
Сквозь снег дом выглядел очень опрятно: два этажа чистых стекол. Лестница и приподнятый первый ряд окон настраивали входящего на ожидание чего-то нового. И возвышенная первая фраза в продумываемом наперед разговоре, как и чуть задержанный им звонок, уже были данью непростой выдумке архитектора, явно строившего когда-то этот дом для себя и умевшего расположить к себе каждого, входящего в него. Крупная снежинка, упавшая на ресницы при входе на лестницу превратилась в слезинку. Позвонил, смахнул слезинку и услышал:
– Сейчас!
Тот же роскошный шаг, дверь настежь и легкая улыбка белого зала. Вера умела быть всем вокруг: не прикоснувшись, раздела, провела по гостиной, из его первых неуверенных фраз выстроила разговор о том, что его тревожило: собственно как воспримут домашние то, что они начинают вместе работать над книгой.
– А я с детства мечтала написать книгу о художниках…
– Я понял это, когда вы говорили о Родене, у вас очень много накопилось собственно подмеченного, нового, немного подчистить и вдохнуть сюжет – будет роман.
– Будет… – улыбалась Вера и ее улыбка завораживала. – Начался пост. Я думаю, что мы скоро распишемся в две руки.
– Я немножко уже набросал, для начала, а дальше буду выдерживать поток от вас, – вы, Вера, говорите почти готовым текстом. Я буду записывать на пленку, а вечером перекладывать на бумагу.
Вера умела расставить вещи в доме и развесить картины так, чтобы, прохаживаясь под сводами не очень большой уютной гостиной, можно было набраться совершенно новых и неожиданных впечатлений. Белый ландыш на картине гармонично вписывался в пурпурный закат. Придавать вечность ощущению жизни – было кредо Веры.
Как-то незаметно пролетел день. Они сидели у огромных окон и вид из окон в заснеженный сад, подсвеченный догорающим пламенем заката и включенными фонарями у входа, вселял чувство утрачиваемой свободы. Допивали кофе и понимали, что после последнего глотка придется расстаться. На сколько?
– Вера, я могу приехать к вам на этой неделе?.. или лучше в выходные дни?
– Приезжайте вечером в пятницу, часам к пяти… Я буду ждать.
Легкое волнение и почти встретившиеся взгляды придавали уверенность в успешном начале знакомства и твердость шагам в прихожей. По лестнице соскочил как-то легко. Так же легко завелась машина и понесла к Москве. Снег закончился и ехать было приятно.
Придя домой, сбросил куртку, нацепил тапочки и прошел в комнату, схватил листок бумаги. Слова ложились быстро и ровно:
«…Как ты вставала, как ты шла…
Как бился крестик у ключицы…
И как хотелось мне напиться
Воды из этого ключа».
Вспомнил картины в гостиной у Веры, ее тонкие красивые руки и писал:
«Вы удивительны —
Печаль вас нежит:
На тонкий лик легли холсты,
Сквозь речь возникли объяснения —
Как важна чистота воды…»
Прервался, подошел к окну: фонарь, засыпанный снегом, освещал часть улицы, на которую время от времени выходили одинокие прохожие, отплясывали, каждый по-своему, танец озябшего человека и исчезали в темноте. Фонарь уже был похож на колокол. Под куполами снега стояли столбики забора, как солдаты в касках, вокруг здания банка, взятого в оцепление. Его банк располагался напротив дома с его квартирой. Там, где забор подходил ближе к зданию, образовался сугроб, доходивший до окон и касок из снега верных ему солдат. Снег, снег, снег… Вспомнился мягкий голос, читавший его стихи:
«Благословенная мелодия
Слышна чрез колокольный звон,
В ней переливы: Вера, верность
И вдохновенная любовь…»
«Что получится у нас с Верой?» – он не заметил, как думал уже о большем, чем она. Вокруг нее рождался и быстро рос мир иллюзий, его иллюзий. Станет ли он реальностью? Что у него для этого есть?
Банк Сергей получил за долги в практически разоренном дефолтом состоянии. Прежний владелец хотел расстаться с банком, как и со всеми своими обязательствами, ожидая еще больших потрясений. Его же чутье подсказывало, что какое-то время все будет стабильно. Он сделал ставку на победу республиканцев в США – основу этой стабильности.
Так все и случилось. В банках появилась нужда уже через год-два. Россия выравнивала свое финансовое положение на игре доллар-евро. И его первой зацепкой был обмен: доллар-рубль, рубль-евро. Большой прибыли это не давало, но позволяло занять сотрудников и дало время осмотреться: вокруг было много интересных перемен, требовавших участия банков, и много перспективных партнеров, желающих сотрудничать, вернее, – вынужденных это делать.
Обрывались административные рычаги управления и целые области отношений между людьми превращались во что-то похожее на целину, распахивать которую было крайне рискованно, не опираясь на административные связи. Административную игру Сергей понимал глубоко и, чтобы не выглядеть слишком открытым в своих намерениях, ушел из руководства банком, оставив себе акции и право вмешиваться во все, кроме рутины ежедневных проводок.
Молодая энергичная преемница умела работать крайне надежно, умела и присмотреть и не только за оборудованием, но и за всем коллективом. Клиентов же ей он привел в банк столько, что хватило (и не только для успешного начала). Высвободившееся от забот по управлению банком время давало возможность вникнуть глубже в два направления, к деятельности в которых он себя готовил и раньше: напитки и искусство живописи. Конкуренция была жесткой и в одном, и в другом направлении, но шансы на выход в эти области деятельности всегда оставались ввиду разнообразия вкусов потребителей, а главное, – ввиду огромного числа этих потребителей.
В России вырастало новое поколение, которое, как и их деды, предпочитало квас Кока-коле, которому хотелось и чего-то традиционного, и вместе с тем чего-то нового. Это новое качество напитка он уже создал. Его напиток обладал всеми преимуществами дорогих отваров и настоев на диких травах, но был крайне дешев и мог соперничать по цене с другими не дорогими тонизирующими напитками, целебные качества которых обычно не рекламируются.
Мешала продвижению напитка только недобросовестность конкурентов. Сложный состав всегда можно опорочить простой выдумкой, рассчитанной на больную фантазию людей, привыкших чуть додумывать к услышанному. Только ли это мешало? Об этом его предупреждали: «Делать надо проще!» Он отдавал себе полный отчет во всех непреодолимых с увеличением сложности напитка обстоятельствах: «Да, но есть еще фактор времени…»
Его размышления у заметенного снегом окна прервал звонок телефона. Трубка была рядом на столе, нажал зеленую кнопку, раз, два и только после третьего нажатия услышал:
– Сережа, к тебе сегодня приходили. Я их провела сама и за всем проследила.
– Я заметил, ты такая чистюля, Рая.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказал, а подумал. – О чем я думал?.. Напитки… Что мне мешало?
Игра, найденная им, была проста, а алгоритм, случайно обнаруженный в процессе развития дела, давал хорошую прибыль и уверенность в развитии за счет краткосрочных вложений, – такие деньги уже появились в банке.
Хотелось большего – войти в мир искусства. С искусством дело обстояло гораздо сложнее. Нужно было осмотреться, увидеть свое в этом монолите из маленьких мирков тысяч людей. Мир вечных ценностей был не подвержен экономическим диверсиям (чем и привлекал). Современная экономика, хоть и заносчива, но только лишь подстраивает свои шкалы временных ценностей к основным тонам, задаваемым ценностями вечными. А последними ведают больше Боги, чем люди, если не считать опустошительных войн. В большей части планеты был мир и рассчитывать на войны и пересмотр основных категорий в вечном было совсем ни к чему.
Пора было ложиться спать. Сергей подошел к столу, взял недавно исписанный листок, прочитал и исправил «…воды…» на «…любви…». Еще раз прочитал:
«Как ты вставала, как ты шла…
Как бился крестик у ключицы…
И как хотелось мне напиться
Любви из этого ключа».
Довольный он пошел чистить зубы.
Глава 3. Земля
Встал рано. Над Москвой легкая дымка. «Рассеется ли?» – подумал, глядя в окно. Не то чтобы лондонский смог висел над городом, но что-то похожее на туман над Владивостоком. Сергей вспомнил туман над Светланской, ползущие на город рваные в клочья облака, похожие на оборванцев из черно-белых фильмов, смеющихся над городом. Он и сам был готов смеяться над собой, своей беспечностью, когда возвращался с раскаленного солнцем пляжа в надвигающийся ледяной туман со стороны Уссурийского залива. Владивосток располагался между двух заливов и был границей холодного и теплого течений, отсюда и туманы. А здесь что? Равнина… Москва…
С. – управляющая банком ждала его уже у входа в банк. «Очень легко одета – только что вышла», – подумал он. Остановился и услышал радостное:
– При-вет! Я сяду досыпать сзади… Больше никого не будет?
– Никого. Спи. Я тебе шубу уже положил.
Из всех дорог, идущих из Москвы, Ленинградское шоссе было ему наиболее знакомо, так как приходилось ездить по делам банка на Север. Здесь сосредоточились почти все его связи, дававшие хоть какой-то эффект, здесь и немногие – на Востоке. День предстоял напряженный: сегодня им нужно было встретиться с вице-губернатором в одном из городов на Севере и успеть к вечеру обратно в Москву.
За Зеленоградом туман уже совсем рассеялся. Снег – небесная твердь – лежал по иронии судьбы на земле и поблескивал на солнышке. Чистый, как и положено всему, что падает с неба, он вызывал неподдельный восторг. Огромные поля чистого снега еще не слепили и позволяли любоваться округой без очков. В небольшой деревеньке обогнали лошадку с возком. Вспомнил «птицу – тройку» Гоголя, образ России, и прибавил газ.
Машина шла ровно по автостраде, расчищенной за ночь. Повороты в сторону после прохождения очистительных машин были засыпаны снегом, и в деревнях, и в небольших поселках. Помех движению почти не было. На деревьях снег был настолько обилен и красив, что хотелось остановиться где-нибудь возле трассы и побродить по лесу, но это было практически невозможно из-за больших отвалов. «Радуйся и этому, – говорил он себе, – когда еще выберешься сюда, в леса, в поля – просторы».
Вдоль дороги иногда поблескивали купола церквей, похожие на репу. «Сидят сейчас занесенные снегом старички в домишках и распаривают сладкую репу в русских печах и спешить им никуда не надо, если впрок корешки заготовили. Не то что зри в корень, а наслаждайся теплом и корнями. Наешься, налюбуешься – можно и в церковь сходить помолиться, батюшке корешок отнести – в вере укрепить перед постом. А тут, несешься… Куда? Зачем?» – думал он, снижая скорость.
Он вспоминал свои проекты: Вроде и грандиозны, но все же мелки по сравнению с этой вечной деревенской репой. Будут новые дороги, поезда, новые скорости жизни, а вот деревенек станет меньше, деревянных заснеженных куполов – меньше. Золотых куполов в Москве и Санкт-Петербурге прибавится, но они ли определяют вечные ценности на нашей земле? Не репа ли и топорная работа деревенская».
Вспомнил картины Венецианова: «Где-то в этих местах жил и писал крестьянок в выцветших платьях. Вы цвет…» Внезапно на дороге откуда-то взялась собака, большая, как волк, и бежала впереди не давая объехать. Он еще снизил скорость и ждал, когда разъедутся все встречные машины. Обогнал собаку, да та еще и залаяла! Бросилась на колесо и резво отскочила, как будто и не неслась несколько минут, как угорелая. «Голодная, наверное, – подумал, но бросить ей было нечего, – рубли есть не будет». А еду в дорогу у нас уже и брать не принято, хотя вера позволяет и в пост, – берем в дорогу только деньги и воду. Вода в машине была всегда.
Другие скорости жизни… Церковь и сама к ним приспосабливается. Батюшки уже не сидят и свою репу не чешут, а на машинах по приходу разъезжают, хотя и говорить стараются на старославянском.
Эту особенность преемственности языка он подспудно использовал в развитии своих идей и проектов. Хотелось развивать то, что задумал, на землях, где еще были старые славянские корни. Тогда вроде и дело должно быть благословлено. Религия этот язык не отбрасывает неспроста, тяга к корням языка сильнее тяги к плодам земным. Эти корни искушают не только голодных, но и сытых.
Зазвонил телефон, прервав полудрему дорожных размышлений, – звонил отец.
– Как ты слышишь?
– Да хорошо, пап.
– Я тебя звал на рыбалку, на завтра.
– Пап, не смогу…
– А у нас тут щука снова хорошо начала брать.
– Пап, ты бы на моих щук посмотрел… Приезжай, я тебя познакомлю!
– Стар уж я стал для новых знакомств, мне свои щучки родней.
– Через недельку приеду, не растает?
– Не растает, жду… Приезжай!
Дорога впереди была пуста, и начал думать о встрече с вице-губернатором. Недалеко от дороги из леса вышли лоси. Очень крупные они смешно выпрыгивали из глубокого снега и снова проваливались. Вспомнил о том, как в институте под Москвой в такую же снежную зиму они, сотрудники, заготавливали березовые веники для подкормки лосей.
Вспомнил, как с грузовиков разбрасывали веники, подвешивали к деревьям над сугробами, как тощие лоси выходили из леса и объедали висящие веники. Эти лоси не такие тощие – снегопады только начались к концу зимы. Сколько есть немудреных дел, которыми их занимали когда-то. Сейчас уже заниматься всем этим, наверное, некому.
* * *
До Шарахандинской протоки оставалось пройти с полкилометра. В этом месте близко от берега не пройдешь – паромная переправа. Возле «паромки», как ее называли, маневрировал огромный серый паром. На нем стояли маленькие, словно, игрушечные вагончики. И лодка их казалась игрушечной среди волн. Ветер дул против течения и волны были страшно задиристы – били в нос, брызги залетали в лодку.
– Черпай, черпай воду, – кричал отец, вцепившись в руль.
Руль могло и вырвать – очень крутые волны.
– Как же мы повернем в протоку? Волны нас забьют, – кричал Сергей.
– Не повернем… Пока. А ты, Сережа черпай, черпай.
Мотор работал не ритмично, с надрывом. Вода была мрачно-серой. Внутри тела все замирало при накате и обваливалось, потом отходило… И вновь…
– Да воды почти нет уже, пап.
– Черпай, черпай!
Отец показывал, где еще была вода. И тут подливало порывом ветра. Сергей черпал большим совком, выливал за борт и черпал снова. Амур все еще бурлил.
– Скоро выйдем с большого течения, волны станут меньше. Черпай, – слышал он сквозь рев мотора.
Четверть часа драки с волнами заканчивались. Большое русло оставалось в стороне. Впереди коса и вход в Шараханду. Страх прошел. Старая лодка со стационарным мотором посредине выдержала это испытание. Сергей не любил волны на Амуре, крутые серые, – от них веяло чем-то мрачным, может, это из-за лодки, она была для них маловата. Но выдержала. Он бросил совок, надел фуражку и полез на нос. Лежать на носу и смотреть вперед на тихую наплывающую воду он любил.
* * *
Привычно продумывая в дороге ключевые фразы разговора, Сергей поймал себя на том, что рифмует их и как бы готовит партнера продолжить диалог в рифму. «Но нужно ли это в данном, считай решенном изначально, деле?» – дорога заставляла спорить и спорить с самим собой.
Проект, в развитие которого на Западе он решился войти, был его старой идеей, частично реализованной через ряд партнеров из ключевых областей и некоторые предприятия вагоностроения. Проект был идейно прост – строительство монорельсовой скоростной дороги Москва – Рим.
Сил одной Москвы в современной России было уже мало для реализации такого проекта, и он поставил на треугольник: Москва – Санкт-Петербург – Минск. Дальнейшее развитие проекта – в дороге на Братиславу и озеро Балатон, через старую столицу Польши – Краков, с присоединением ветки от Калининграда, казалось ему очень перспективным, в связи с развитием новой зоны экономического сотрудничества – Калининградской области. Южных партнеров планировали подключить к проекту, когда будет готов путь до озера Балатон.
Все, казалось, было за его проект. Сеть комфортных для пассажиров монорельсовых дорог не требовала развития дополнительных отраслей промышленности. Достаточно было модернизации существующих предприятий. Экологическая безопасность проекта была заранее выигрышной стороной, по сравнению с другими проектами развития наземной транспортной инфраструктуры. Рост цен на топливо делал проекты развития электротранспорта актуальными на ближайшие десятилетия. На Западе уже начинался бум в строительстве скоростных пассажирских железных дорог.
Сторонников у проекта было достаточно, чтобы заняться технической проработкой деталей. От губернатора области, по территории которой он уже ехал, нужна была финансовая поддержка проекта одного из поездов для магистрали (это был уже второй проект, а предполагалось три типа поездов для надежной эксплуатации дороги). Деньги небольшие, но в современном бюджетном строительстве деньги на проектные работы не предусматривались вообще. И искусству находить их могли научить только банки, заинтересованные в реализации больших проектов. Другого ничего современный мир придумать не смог, да и это не всегда срабатывало. Разруха давала себя знать везде. Частные деньги институт не принимал.
Инновационные компании числились только как спасательные круги для гибнущих проектных структур Союза. Средств у них не было, кроме тех, что получали за аренду помещений, если они оказывались собственниками их. Эти компании в принципе не были конкурентами банкам, или крупным предприятиям, работавшим успешно, но последних по данному направлению не нашлось даже в такой огромной стране с двухвековой традицией успешного железнодорожного строительства.
С. проснулась:
– Попить бы…
Он протянул бутылочку:
– Эта вода не холодная и без газа.
– Заботливый… Я вот тоже позаботилась, подготовила материалы для губернатора так, что твой друг их сможет использовать, как свой доклад по вопросу. Мои девочки все сделали по формам протокольного отдела администрации. Не представляю – чего нам может не хватить для решения?
– Земли, моя дорогая, в России всем не хватает только земли.
– Разговор про отвод земли они, как и все, будут откладывать до решения всех других вопросов. И в этом никто не поможет, да и лучше так. И для нас.
– Нужно проработать вариант с передачей земли от старого газопровода, через два года начнется его демонтаж.
– Тогда нужно входить в социальные проекты, подобрать участки для двух-трех небольших показательных поселков. Без красивой демонстрации переселение станет страшной волокитой. Газовикам придется переезжать и бросать поселки, их нужно выкупать для путейцев и обслуживать действующие и строящиеся дороги.
– Да! Тайно сделать не удастся, а вот социальная программа властям нужна к выборам, на это они даже и потратиться согласятся. Дома, хорошие дома, отремонтированные после газовиков, это не просто слова и бумаги. Я был в них… там действительно комфорт. И газопровод – Союз делал – прямой, как стрела… и рядом – пустота – то, что нам нужно.
Пропуска в здание администрации получили быстро. Также быстро переговорили с вице-губернатором. Деловой и по-офицерски подтянутый он одновременно решал самые разные дела с поразительной уверенностью в том, что все будет исполнено. Сколько у него этих дел? И что его раззадорило на административной работе, было совершенно не понятно, но в наше время такой задор мог вызвать только уважение. Звали его Игорь. Игорь, узнав, что все бумаги по его вопросу готовы, вызвал начальника отдела, представил ему вновь прибывших и они расстались.
С начальника отдела можно было писать портрет чиновника, годный для любой эпохи: высокие брови, умный взгляд и заботливость, заботливость в каждом жесте, в самой манере сидеть, держать руки и бумагу. Если бы не две-три лишние родинки над губой – инвертированная Джоконда, каким-то чудом перенесенная из шестнадцатого века в двадцать первый. «Да что его рассматривать, он нужен на три минуты – и пошли к другому», – мелькнула мысль у Сергея, но…
Бумаги начал начальник просматривать сам: смотрел первую и передавал всю пачку своим девушкам. Девушки бумаги быстро разбирали и собирали из пачки кучку. С. была в легком шоке от такого обращения с бумагами: ее бы девушки так не посмели. Но здесь, в этом мире, было все совсем по-другому – в этом мире умели командовать не людьми, а бумагами, и те были покорны и не топорщились, разложенные по кучкам. Вместо трех минут их бумаги просматривали минут пятнадцать.
Позвонил вице-губернатор, и ему отрапортовали, что не хватает двух бумаг, но их должны делать в отделе. Пообещали сделать к заседанию. Зачем – не понял никто. Важность добавки в бумажный коктейль оценить смогут только высшие начальники, если коктейль понравится – будет премия или повышение. Сергей посмотрел на С.: «Не развратят ли ее здесь?.. но она похоже думала о чем-то конкретном, высший пилотаж начнет понимать еще не скоро – не наработалась». Распрощались и все довольные разошлись.
Времени идти куда-то не было. Перекусили в машине и к вечеру были в Москве. Дома перед сном открыл томик Пушкина и начал читать «К Наталье» в полудреме. Дочитал до строк:
«…Зевнул опять, и… чуть-чуть не заснул.
Однако ж нет! Панкратий вдруг проснулся,
И снова бес монаха соблазнять…»
Сергей глянул на экран еще не выключенного телевизора: по ТВ показывали фрагменты интервью Сьюзен Прайс с неким мистером Риком. «Нужно будет ей позвонить, – подумал он, – похоже, богатый человек. Как ее одели… – в голове возникали новые комбинации. – Нужно собрать информацию по этому строителю. Похоже на то, что он еще не решил куда ему вложить образовавшиеся с дороги деньги».
Да, деньги – деньгами, а руководители – это руководители, от них никуда не денешься в таких делах.
Перед сном Сергею вспомнились разговоры с властями субъектов Федерации: «Все хорошо идет, пока просматривают свой интерес, но как все участки объединить в один проект? Как выстроить всю дорогу, когда руководители даже на одну скамью садятся с неохотой? Для этого нужно быть президентом по меньшей мере.
Встреч с президентом все руководители субъектов ждут, как манны небесной: ставят всех на уши, сами носятся, готовят и готовятся. Все знают, что раз приехал, то что-то отвалится от огромного пирога. Для многих это единственный шанс поправить дела в запущенной глухомани. Для кого и шанс продвинуться, закрутиться на виду у всей страны. И каждый особенно внимательно следит за тем, чтобы никто из-под него не вылез! Не дай Бог!»
Этот уровень иерархии, недавно узаконенный в России, еще всеми не осознан, как свобода. Долго ли продлится свобода субъектов? Трудно после партийного секретарства понять свой статус и статус тех, кто рядом. Хотел Горбачев избавить народ от пастухов… Кто-то его и сейчас «пасет». Говорит же: «Охраняют!» А кто такой пастух, если не охранник? Кто будет охранять интересы всех участников? Не от пастухов народ освобождать надо было, а от бараньего духа: пощипал травку и все! Министерства ломают, субъекты не хотят на себя брать лишнего. Что в этой ситуации банки, деньги? Им все по силам, когда им верят. Но сейчас…
После денежных передряг в России и доллару уже не так верят. Что способно объединить усилия людей? Ничто не способно! Кто способен? У юного Пушкина все гениально просто: управлять должна молодая красивая актриса, в которую все влюблены! Такая простая «конституция»: актриса – любовь – власть. О детях не говорит, значит, любовь возвышенная! Никакой собственности – краски, платья – то, что нужно для роли. А кто раздает роли? Он, тайный воздыхатель, поэт! Все к тому и идет…
«…Чтоб усыпить, Боброва стал читать.
Монах скучал, монах тому дивился.
Век не зевал, как богу он молился…»
Народ в конце концов придет к полному пониманию поэта и сольется в новую высшую гармонию с ним?! Двести лет учить его стихи и возражать – это невозможно! Но пока о царице можно только мечтать… А скупить землю для дороги?.. Об этом лучше и не мечтать.
В выборе: власть или земля – стратег Ленин пожертвовал своей репутацией: пообещал, не дал и стал символом власти, мудрым и великим. Теперь уже так поступит каждый чиновник. Покушаться на землю под дорогой? Это если не глупо, то наивно. Отвод – это другое дело, отвод – это еще не собственность, это только прогноз на нее.
Сергей вспомнил, как легко было федеральному учреждению получать свидетельство о собственности на землю. А то, что дали ему на собственную дачу, даже филькиной грамотой не назовешь. Пока не построишь, все, даже с разрешениями, будет филькиной грамотой, если это не федеральная собственность.
«…Но помни то, что не на лошака
Ты возложил свои почтенны ноги.
Держись, держись всегда прямой дороги,
Ведь в мрачный ад дорога широка».
«Хорошо закончил поэт свою первую поэму, – думал он, – в средствах надо быть разборчивым, если собрался к Богу. А без Божьей помощи дорогу в Рим не построишь: загонят в ад и по прямой, быстро! Сколько людей должны будут полюбить этот путь и пожертвовать чем-то своим ради этой любви?»
Такую большую дорогу на одних деньгах не построишь, даже если почувствуют выгоду, то очень немногие. Нет у народа такого чувства, да и откуда ему взяться? Чувство потери есть, и если появятся противники, то на нем и играть будут. Чувство утраты!.. Когда еще народ станет богатым? Тогда уже на чувствах не поиграешь, платить будешь.
Вывод его был прост: «Опираться надо на популярных в народах лидеров тех стран, где пройдет дорога. А любовь к его дороге – это любовь к скорости! Любовь к природе, которую он сохранит, как никто». С такой мыслью и засыпать было легко.
За окном снова шел снег, не такой крупный, как вчера. «Хорошо, что успел съездить на Север, – подумал он, – этот снег может затянуться надолго. Завтра никуда не поеду, сяду за телефон». Выходить на новый уровень без проекта было бы неправильно – потратишься впустую, но подходы нужно готовить, иначе забуксуешь на новых подступах к известным всем лицам. Очень хрупкие опоры – люди в делах столь основательных, хрупкие, как и весь мир. В конце концов все в этом мире зависит от людей, и сам этот мир… Все держится на любви, только в ней никогда не разуверятся, сколько ни живут на Земле. Он крутанул глобус, стоявший на столе: «Так уж стало, и любовь стала социальной… много нас – и обманываться все рады. Все Пушкин понял, с чего ж он так?»
Глава 4. Пятница
Весь день проходил в каком-то сумбуре. Что-то не вовремя падало или, наоборот, цеплялось за гладкую стену. Вера готовила перемены. В мастерской все разбросано: зарисовки, краски и обрывки холста. Только одно огромное полотно в полном порядке. Представила, как входит Сергей, а я ему: «Бери кисть и грунтуй розовой краской левый угол… Нет, – думала она, – и хорошо, что не успели все прибрать в мастерской – нам немного эклектики не помешает – а то все он распланировал – книгу писать будем…»
– Вера, я доклеил весь холст, – отвлек помощник, – пойду?
– Сколько уже? Четыре?.. Сегодня пятница – иди, в понедельник жду с утра!
«Налью сейчас свежей краски, чтобы пахло, – думала она, – попью кофе в соседней комнатке…»
– Маша! Ко мне придут скоро, в пятом часу – встретишь?! И приведи сюда… Раздень сперва в прихожей… Ладно?
– Ладно, Верочка!
Не прошло и получаса, как по расписанному Верой сценарию Сергей ровно втирал в холст розовую краску. Вера радостно улыбалась, увидев в нем профессиональную сноровку маляра, и вынашивала новые планы. Участки холста, подготовленные им, были удивительно ровно и экономно закрашены, на что Вера обратила внимание:
– Вы где-то учились грунтовать холст?
– У Репина, в Третьяковской галерее.
– Завтра подсохнет и – раз такая школа – начнете зарисовывать угол с эскиза.
– А краски кто готовить будет?
Вера на минутку задумалась: «В Третьяковке этому не учат». Раскрывать свои секреты и учить готовить краски – для художника это слишком болезненный процесс всегда. На несложные навыки уходят годы поисков, за эти годы формируется стиль художника вместе с его способами готовить краски для работы. Вера понимала, что ее способами приготовления краски достичь того, чего достиг Репин в своем экономном письме, невозможно. Холст на ее полотнах не просматривался, и Вера с тайной надеждой на успех сказала:
– Так я не могу. По Репину учились, так и придумайте, что делать с краской, чтобы на холст ложилась тонко.
Вечер пролетел быстро, Сергею даже понравилось такое развитие сотрудничества – он становился учеником художника с известным именем, очаровательной молодой женщины, и ему это ничего не стоило. Вере же льстило, как она обыграла предложение литератора, и вот он уже с кистью и доволен. Она сохранила верность профессии, да еще и перекрестила поэта в художника. До сих пор она с поэтами сталкивалась только тогда, когда рисовала портреты, а тут такая находка – да и краски экономит. Вера вспомнила реплику из разговора: «Репин… Как Леонардо будет выжигать на струганных досках, это ближе к поэзии».
Мария, познакомившись с Сергеем, ушла сразу после ужина… Оставшись вдвоем, Вера и Сергей засыпали в разных комнатах, но мыслили уже об одном и заснули, наверное, одновременно. Сергей с мыслью о сказочной краске, которую он сделает завтра на удивление Вере, Вера показала ему свой эскиз за вечерним чаем. А Вера представляла его то в фас, то в профиль и себя то сзади, то спереди и всегда чего-то не хватало для полной гармонии двух лиц. Проснулись так же, наверное, одновременно.
Поднявшись, Сергей не знал, куда еще можно пойти в этом большом доме, и пошел в мастерскую. Нашел кофе – заварил на двоих, не дождавшись Веры, отпил из кружечки и начал рассматривать краски, масла, растворители. Нашел сухие краски и попытался их развести. Начав работать, он вспомнил, как готовил тонкие, в несколько молекулярных слоев толщиной, пленки в не смешиваемых растворителях, используя различные добавки к ним, и приготовил пленку радужно-красного цвета, осторожно перенес ее из водной среды на загрунтованный холст. Пленка легла, но стала в некоторых местах чуть темнее и радужнее, – не понравилось – убрал. Сделал более текучий раствор красной краски, и пленка легла удивительно ровно.
За час работы он покрыл грунт почти на треть – основные малозначащие, не требующие тонкой работы, участки – и понял, почему Репину удавалось так быстро писать картины. Работа с пленками была крайне производительна – нужно было передохнуть, успокоиться и хорошо подумать. Работа с мелкими деталями требовала другой техники. Он сел, допил кофе и начал внимательно рассматривать эскиз Веры. У южной женщины – на рисунке – были неправдоподобно тонкие для юга губы. «Южанке нарисую большой рот и губы, охлаждающие тело, – решил он, – иначе ей не выжить под палящим солнцем».
Вера появилась неожиданно ярко одетой. Новенький комбинезон на ней сиял в лучах уже пробившегося в комнату солнца, как и ее вечерний эскиз, красками, какими природа рисует какаду. Чем ближе она подходила к холсту, тем больше попадала в тень от частично зашторенного проема окна, оберегающего краски холста от выцветания. В тени яркость комбинезона уже не ошеломляла – придавала деловой вид, а нежная улыбка, залившая ее еще детское лицо, вдруг спросила: «Откуда такая прыть?» На что пришлось ответить: «Кофе не хотите?..» И Сергей, подняв чашку с блюдечком, с радостью ученика, которого не отругали за дерзость, предложил:
– Я заварил уже кофе, попробуйте, еще не остыл, – кофе Сергей догадался оставить на платформе с подогревом рядом с чайником, – а краски скоро высохнут и продолжим…
– Хватит на сегодня, вы план выполнили, а мне за неделю уже надоело все… Куда-нибудь уедем?
Вера отхлебнула кофе, Сергей только тут заметил какой у нее маленький рот: «Истинная северянка – ей хочется в снега, пока они не начали таять». Сергей допил свой уже холодный – он всегда оставлял кофе на последний глоток – и предложил:
– Поедем в дремучий лес, самый-самый снежный! Там и проветрим головы, забитые тропиками.
Лес был недалеко. Хватило нескольких шуток обоим, чтобы съехать с дороги и оказаться в чаще в машине, севшей в сугроб. Вера выскочила, обежала вокруг машины, как бы приглашая выйти и Сергея. Он поддался на провокацию и мгновенно оказался заваленным рядом со своим старым джипом. Радость девушки была беспредельна, чего она с ним в снегу только ни делала. Удивительно, но ругаться не хотелось даже тогда, когда снег лез под рубашку. Беспомощно брыкался, выбившись из сил, и постанывал, чем и заслужил признание:
– Я так веселилась только с папой, когда была совсем маленькой.
– А сейчас – большая? – смеялся, отряхиваясь, Сергей, но выбивать снег из одежды было бесполезно. Нужно было ехать сушиться и машину откапывать.
Через полчаса они уже развешивали одежду в гостиной и заваривали зеленый чай. Дома у Веры было тепло и скоро согрелись, и… им захотелось есть.
– Кофе и чай пили. Что бы еще сделать? – спросила Вера.
– Борщ, если есть мясо.
На борщ ушло часа полтора, но они так торжественно его ели, будто готовились всю неделю. Праздник первой совместно сделанной работы состоялся так неожиданно и дал такой заряд бодрости, что хотелось сделать еще что-нибудь. Приходилось же расставаться… и снова до следующей пятницы…
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/sergey-gennadevich-ili/idealnoe-zrelische-ili-krugosvetka-etruskov-kniga-1/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения